Кавказ и Причерноморье в русско-турецких отношениях

Оживленная переписка коллегии иностранных дел со своим резидентом в Стамбуле была вызвана стремлением не допустить вмешательства Крыма в дела Кабарды, где складывалась конфликтная ситуация. В этом отношении характерно то, что даже последовательный сторонник России Касай Атажукин обратился 1 ноября 1763 г. с личным упреком кизлярскому коменданту Н.А.Потапову, особо подчеркивая, что если строительство Моздока и бегство холопов будут продолжаться и дальше, «то изволите пред богом верить все наши подвластные разойдут (разбегутся) в горах и в крепких местах … у нас в Кабарде служителей ничего не останется».

Примерно в том же духе в присутствии К.Ататукина ответили ротмистру И.Мещерякову 16 декабря 1763 г. представители обеих «партий»: Мисост Бамматов, Кади Кайсамов, Джанхан Татарханов и Ханмурза Арсланбеков. В их ответе при этом появилось новое звучание – обратиться к крымскому хану, если русское правительство не удовлетворит их просьбу, а если же она будет удовлетворена, то они останутся на стороне России и выступят против Крыма.

Ознакомившись с мнением кабардинских князей, за разрешение конфликта взялся вице канцлер Д.М.Голицын. Отвергая пункт за пунктом их претензии в письме от 31 января 1764 г., он разъяснял, что кабардинцы до Белградского трактата 1739 г. «издревле» были подданными России, которая защищала их от крымцев и кубанцев. Согласно ст. 8 Белградского трактата обратившихся за подданством к той или иной стороне или холопов, принявших «тамошний закон», отдавать обратно не положено. Хотя ст. 6 того же трактата объявила Кабарду «вольной», но владельцам не запрещено вступать в службу той или иной стороны. Поскольку урочище Моздок лежит гораздо ниже р.Курпы  и на одной стороне р. Терека с гребенскими казачьими городками, то «ни малейшего основания нет причитать оное к кабардинским местам». Для обоснования этого довода князьям напоминалось, что раньше по их же просьбе «против устья реки Курпы на здешней реки Терка стороне содержана была российская сильная застава».

Разумеется, что такой ответ не мог не вызвать недовольства кабардинских князей, попавших под влияние Турции и Крыма. Настраивая их против России под предлогом усиления их безопасности и учинением строительством Моздока больших препятствий коммуникациям Дагестана с Кабардой и Крымом, Порта потребовала от Обрескова строительству крепости «воспрепятствовать», а заложенную основу – уничтожить».

Обрескову пришлось вести напряженную борьбу против измышлений крымского хана, который вплетал в возникший конфликт новые «аргументы». Для подкрепления позиций своего резидента 31 января 1764 г. коллегия иностранных дел представила Обрескову неопровержимый документ о том, что в Моздоке заселено не 700 знатных кабардинских фамилий, как утверждал хан Керим-Гирей, а всего лишь один крещенный кабардинский владелец – Карчока Кончокин.

Вместе с тем предпринимались меры для укрепления границ со стороны Крыма и усиления обороноспособности Моздока. В 1763 г. для отражения набегов с кубанской стороны были учреждены 2 воинские заставы: одна по р. Куме в урочище Ангелаф напротив Кизляра, другая – в 110 верстах от Колпичьего озера.  Кроме того, указом военной коллегии в октябре 1764 г. астраханскому генерал-губернатору Н.А.Бекетову надлежало отправить для усиления Моздока 3 эскадрона, а самому коменданту перебросить туда же 1000 казаков из Кизляра в случае угрозы нападения на Моздок со стороны Кубани.

В 1765 г. из переселившихся в Моздок осетин и ингушей была сформирована Горская команда из 124 человек с постоянным годовым денежным и материальным обеспечением на сумму 2 480 руб. и 3 188 четвертей муки и овса. Тогда же Моздок получил постоянное войско с 40 пушками и комендантским управлением, усиленное через год 1 драгунской командой и 1000 калмыков. Так завершилось создание Моздокско-Кизлярской пограничной линии, непосредственно сблизившей границу России с территориальным расположением народов Северного Кавказа.

Укрепление Моздока и недовольство этим кабардинских князей вызвали очередной приступ активности Турции и Крыма. По представлению крымского хана Порта сделала Обрескову заявление, что Россия помимо строительства Моздока, сняла три плана на кабардинских землях для строительства таких же крепостей, пытается овладеть Большой Кабардой, отправила туда духовных лиц для обращения их в христианскую веру, препятствует проезду из Дагестана в Крым и обратно, снабдила людьми, военными материалами, провиантом и амуницией пограничные крепости от Азова до Днепра (Миргород, Узангород, Св. Елизаветы), ввела в эти крепости многочисленные войска, что «подало причину татарской нации брюзжать».

Это «брюзжание» довело до того, что в ноябре 1764 г. султан был вынужден сместить Керим-Гирея и утвердить на его место Селим-Гирея. Объясняя причины смещения хана и особые интересы Франции в Крыму, Обресков писал, что «наиболее ево солтаново величество поколебать послужило ласкание французского посла».  Подводя итог своим стараниям опровергнуть измышления прежнего хана перед Портой, Обресков уточнял, что он заявлял турецким министрам: перечисленные ханом факты есть «явная ложь вымышленная желанием ввести между двумя державами остуду».

Охлаждение между двумя державами вносили не только крымские ханы, но и кабардинские князья, недовольные отказом русского правительства выполнить их требования. Практически это выразилось в том, что в апреле 1764 г.  представители «баксанской партии», обсуждавшие ответ вице-канцлера А.М.Голицына, выразив ему свое недовольство, отъехали за Кубань для усмирения подвластных им абазин, в то время как кашкатавские князья продолжали оказывать доброжелательное отношение к России.

В июле того же года недовольные кабардинские князья отправили к императрице специальную депутацию в составе князя Кайтуко Кайсынова и знатного узденя Шабаз-Гирея Куденетова с просьбой срыть Моздок и возвратить им беглых холопов.   В ожидании ответа из Петербурга они перебрались к р. Инджик, где подписали соглашение с темиргоевцами, бегленеевцами и ногайцами о том, что если отправленное им посольство вернется с положительным ответом, то останутся верными России, а если же ответ будет отрицательным, то они учинят нападение на Моздок.

Однако эта угроза не изменила непреклонной воли Екатерины II, хотя правительство официально решило вознаградить недовольных князей значительными денежными субсидиями и торговыми льготами. Что же касается уничтожения Моздока и возвращения князьям беглых холопов, то оба пункта категорически отвергались. На прошение кабардинских князей относительно Моздока императрица однозначно отрезала: «Урочище Моздок без всякого сомнения принадлежит к землям Всероссийской Империи, потому начатое на оном строение и оставлено быть не может».  Относительно возвращения беглых холопов то же было категорично отказано: «природныя кабардинских владельцев люди, для крещения выходящия, возвращены быть не могут».

Ответ императрицы, как и письмо вице-канцлера, не мог удовлетворить кабардинских князей. Хотя отдельные из них были склонны принять обещанные деньги и торговые привилегии, большинство кабардинских князей отказалось это сделать и обратилось к крымскому хану с просьбой разрушить Моздокскую крепость. Но Селим-Гирей выставил им такие условия, которые для них оказались неприемлемыми.

Обстановка в Кабарде продолжала обостряться. Пользуясь этим, Турция и Крым продолжали «вплетать» новые узлы в кабардинские дела, связывая их с грузинским вопросом и строительством крепостей на «барьерных землях», что оказало сильнейшее влияние на султана Мустафу III. По словам русских дипломатов М.А.Обрескова и П.И.Левашова, «султан в первом жару прямо помышлял настоящий» с Россией «мир нарушить».

В такой обстановке  было бы неверным безучастно  ожидать  прекращения враждебных акций со стороны Турции и Крыма. Исходя из этого, 10 апреля 1765 г. императрица повелела «в подкрепление открытой кизлярской стороны прибавить легкого войска для чего … командировать в Кизляр из волжских стоящих на Дубовке казаков вооруженных и доброконных пятьсот человек с их старшинами немедленно».  23 апреля из Астрахани в Моздок была отправлена воинская команда с майором Г.Петричиным. 18 июня 1765 г. из военной коллегии в Астрахань было отправлено срочное распоряжение отправить в Кизляр «к прежде наряженным пятистам еще двух тысяч донских казаков».  Если прежние 500 казаков еще не отправлены в Кизляр, гласил новый указ императрицы, то «непременное и весьма поспешное всемерно чрез двадцать четыре часа по получении онаго исполнение учинить».

Эти меры российского правительства были вызваны сведениями, поступившими из Кизляра и Астрахани.  В частности, 18 июня кизлярский комендант сообщил в Астрахань о том, что кубанский мурза Сокур Гаджи намерен напасть на Моздок и Кизляр. Действительно, в конце июня более 4000 крымцев, кубанцев и закубанских черкесов под предводительством Арслан-бека Сокур-Гаджи напали на станицы гребенских казаков, дошли до Кизляра, осаждали полтора часа, но были отбиты с большими потерями.

Обеспокоенное этими известиями, русское правительство предприняло адекватные меры. 2 сентября 1765 г. коллегия иностранных дел поручило Обрескову и Левашову заявить решительный протест Порте, в котором указывалось, что Арсланбек Сокур Хаджи привел в соблазн многих кубанских мурз, нападал на гребенских казаков,  разорил окрестности Кизляра, силой увел за Кубань подданных России – ногайцев. Если не остановить решительными мерами подобные посягательства крымцев и кубанцев на русские земли, то они будут совершать набеги «и под самую Астрахань, и на Волгу и стараться увесть и оттуда равномерно тамошних наших подданных юртовских татар».

Вместе с тем, для усиления Кизлярского края, кроме дипломатических, принимались и иные меры. На пространство в 100 верст от Моздока до станицы Червленой заселили 517 семей из Волжского казачьего войска. Рассматривался вопрос о принятии в российское подданство Осетии и Ингушетии, но с этим пришлось повременить, дабы не форсировать начало войны с Турцией и Крымом.

Но принятые меры оказались малоэффективными. Порта и Крым продолжали свой курс. В апреле 1766 г. хан Селим-Гирей отправил в Кабарду двух эмиссаров «для подзыва кабардинских владельцев и всей Кабарды» на сторону Турции и Крыма, обещая «вольные права» и всяческие привилегии, угрожая одновременно, что в случае отказа «силою будут взяты за Кубань».

Получив об этом два донесения в середине мая из Кизляра, правительство рекомендовало Н.А.Потапову постараться удержать кабардинских князей на своей стороне, обещая принять меры по дипломатическим каналам. Однако, опасаясь нападений на Моздок и Кизляр, императрица повелела «не теряя времени», отправить в Моздок 1000 казаков и держать наготове в Астрахани для отправки в Кизляр 1 калмыкский улус. Подчеркивая важность принимаемых мер, в специальном указе кизлярскому коменданту она особо подчеркивала, что «все ханы крымские покушаются властвовать в Кабардах и тамошних владельцов себе подчинить стараются, употребляя к этому разные способы».

Особую заботу правительство проявляло обеспечению безопасности Моздока. С этой же целью военная коллегия отправила указ донскому атаману Кирсанову «секретно в самую подлинность разведать»: нет ли в Крыму и на Кубани «скопов и собраний военных и не приняли ли кубанцы и другие народы движение в соединение с кабардинцами напасть на Моздок».  Коллегия иностранных дел также повелела, чтобы донской атаман для получения нужных сведений посылал своих нарочных каждогодно».

Но вести с Кубани, Кабарды и Крыма поступали неутешительные. В мае 1766 г. хан отправил донесение в Стамбул о том, что посланные им разведчики обнаружили в Моздоке 40 пушек и, якобы при них, подвезли еще 40, что доказывает намерение России «укрепя тамошние места и запасы военными потребностями привести под свое владение всех горских народов», живущих между Тереком и Дагестаном, а «при удобном случае и обе Кабарды». Не довольствуясь этим, хан прислал новое донесение, что Кабарда сделалась «почтительной» под давлением России, которая пытается сделать такими же всех горских князей, строит в их владениях крепости с помощью европейских инженеров, снабжает их пушками и другим оружием, обучая местное население военному делу, «так что в случае чего он не может им сопротивляться».

Тем временем более тревожные известия для Петербурга поступили в декабре из Моздока и Кизляра. 15 декабря моздокский комендант В.Копыловский доносил в Кизляр, что князья Большой Кабарды отправляли послов в Малую Кабарду, призывая повсеместно напасть на Моздок, хотя и не получили ответа. Но опасность нападения не миновала, в крепости не хватает пороха, пути к Моздоку укрепляются засеками, чтобы «содержать ее наикрепчайшее».

Присутствовавший 20 декабря на съезде князей баксанской и кашкатавской «партий» майор П.Татаров подтвердил, что они действительно имели намерение напасть на Моздок, требуя возвращения беглых холопов, но решили временно воздержаться, по их словам, «по верному российской стороне усердию, не нарушаю своей присяги».

Спустя 5 дней сам Копыловский был на сходе князей Большой и Малой Кабарды с их узденями и подлыми (простыми) горскими народами», откуда вынес мнение, что они «злое намерение имеют. Однако никакого решения принято не было, так как «уздени и подлый народ все по домам разошлись по времени».

Указанные сходы кабардинских князей показали, что намерение напасть на Моздок и перейти на сторону Крыма не нашло поддержки у основной массы кабардинцев и черкесов – узденей и простого народа, что оказало влияние на внешнеполитическую ориентацию самих княжеских группировок. Об этом свидетельствует донесение майора П.Татарова от 19 января 1767 г. о том, что «некоторых владельцов уздене … живущие по сю сторону Черного моря народы темиргуйцы, джанцы, бжедуги и бесленцы присягою утвердились, дабы во всех случаях хану крымскому не вспомоществовать и ни в чем ево не слушать».

По словам кизлярского коменданта, после декабрьских сходов кабардинские князья остались «огорченными», потеряв надежду на срытие Моздока «и по давшейся чрез то удобности их невольникам в сие место спасаться».

Конфликт кабардинских князей с их холопами, имевший не только социальную, но и внешнеполитическую окраску, принял неожиданные масштабы и характер. В июне 1767 г., когда побуждаемые крымским ханом кабардинские князья решили переселиться из Баксана в верховья Кумы в «крепкие чеченские места», до 10 000 крестьян и узденей отказались следовать за ними и остались на р. Черек, напротив урочища Баштамак, откуда обратились в Кизляр за помощью к России.

Неоднократные угрозы князей учинить над ними расправу не имели успеха. На требования князей перейти на новые места крестьяне ответили: в случае насилия с их стороны, они будут искать защиты у русской императрицы; если князья отдадутся под покровительство Крыма, то они «по прежде положенной присяге передадутся России».  В возникшей ситуации русское правительство приняло правильное решение: обнадежить холопов и узденей своей поддержкой, чтобы «владельцам возыметь причину притти в раскаяние и успокоение».

Стремление России ускорить решение кабардинского конфликта было вызвано тем, что Турция круто изменила политику в преддверии войны с Россией. Надеясь на поддержку западных держав, используя создавшуюся обстановку, она стала предъявлять ей необоснованные