Кавказ и Причерноморье в русско-турецких отношениях

Англия и Франция как бы соперничали в оказании наибольших услуг в захватнической политике шаха на Кавказе, особенно в Дагестане. Стоит отметить, что вышеупомянутый Джон Эльтон перевез на английских кораблях в районы боевых действий 980 пудов олова для нужд иранской артиллерии.   Такими же материалами снабжали иранскую армию английские купцы Гремм и Вудфорд, одновременно выбирая наиболее удобные места для высадки иранского десанта на побережье Каспия. Однако наиболее значительным,  как отметил Локкарт, оказалось то, что «Надир использовал английские корабли для перевозки риса из Персии в Дагестан. Так он прорвал блокаду для перевозки риса своим войскам».

Однако и такая поддержка западных держав не усилили позиции Надир-шаха в Дагестане, подвергавшиеся мощно нараставшим ударам освободительной борьбы горских народов, интенсивно поощряемой Россией ввиду объективного совпадения взаимных интересов в плане противодействия установлению иранского владычества на Кавказе. Сказанное подтверждается решительной позицией императрицы Елизаветы Петровны, вынудившей Надир-шаха отказаться от попытки перейти Сулак летом 1742 г. в сторону Чечни. Тогда же шах через резидента В.Братищева был официально предупрежден, чтобы впредь не предпринимал таких попыток, ибо северная граница Ирана по Гянджинскому трактату 1735 г. установлена по этой реке.

Принятые российским правительством меры оказали отрезвляющее действие на иранских завоевателей.  Сатрапы шаха повсеместно терпели одно поражение за другим. Героическая борьба народов Кавказа и поддержка, оказанная им Россией, сокрушили завоевательные планы Надир-шаха. Убедившись в том, что продолжение войны с горцами не принесет им ничего иного, кроме новых поражений, в феврале 1743 г. шах отступил из Дагестана под предлогом продолжения войны с Турцией.

С отступлением Надир-шаха из Дагестана ситуация в регионе заметно изменилась. Согласно источникам, в марте 1743 г. «владельцы Кайтага, Аварии, Дженгутая и горские старшины решили стать вечными и верными подданными России».  В августе того же года уцмий Ахмед-хан, а также владетели и старшины Горного Дагестана повторно заявили, что «желают и просят российской протекции».  В течение 1743-1744 гг. из Дагестана в Петербург было отправлено несколько посольств с просьбой принять под покровительство России.

С такими же просьбами в Петербург неоднократно обращались кабардинцы, чеченцы, ингуши и осетины, подвергавшиеся притеснениям со стороны Турции и Крыма. Как сообщал в январе 1743 г. генерал-майор Тараканов, владетели и старшины, живущие «от Малой Кабарды в длину по горам до Сурхаева владения на четырехстах, а поперек даже до Грузии на трехстах верстах», обратились к нему с просьбой письменно «присягою утвердя, о принятии всех их в верное и вечное Е.И.В. подданство».

Таким образом, содержащийся в приведенных и других источниках материал позволяет утверждать, что качественный сдвиг во внешнеполитической ориентации народов Кавказа в сторону России стал состоявшимся фактом. Разгром иранских войск и их отступление (за исключением оставленных в Дербенте, на Сулаке и Бойнаке гарнизонов) изменили соотношение сил на Востоке в пользу Турции. Используя благоприятный момент, она вновь попыталась овладеть Кавказом, так же внося определенные коррективы в свою политику в регионе с учетом сложившихся новых обстоятельств.

Как только иранские войска оставили пределы Дагестана, султан Махмуд I стал настраивать дагестанских владетелей и старшин против России. Обстановка в Дагестане и Азербайджане, антииранские восстания, охватившие Кубу, Шеки, Ширван и Дербент благоприятствовали выполнению замыслов османских политиков. В Стамбуле пытались воспользоваться знаменем антииранской борьбы на Кавказе, выдвинув в качестве ее руководителя своего агента под видом Сам-Мирза I – фактически самозванца, выдававшего себя за сына казненного Надир-шахом Султан Хусейна-Тахмаспа II. Преследуя свои цели, к восстанию присоединился и сын Сурхая Магомед-хан. В сентябре 1743 г. они захватили Шабран, а затем столицу Ширвана Ах-су.

Пользуясь этими успехами, султан Махмуд пытался привлечь на свою сторону влиятельных горских правителей и старшин. Подготовив для вторжения в Закавказье 50-тысячное войско для поддержки своего агента, он обратился с письмами к джарцам, уцмию Ахмед-хану, Сурхай-хану и его сыну Магомед-хану с призывом перейти на его сторону для «защиты» прав «законного наследника Сефевидской династии».

Особые надежды при этом султан возлагал на уцмия Ахмед-хана, обещая ему 100 «мешков» денег (1 «мешок» = 500 курушам) с заверением утвердить старшим дагестанским ханом (шамхалом), отправив в помощь 10-тысячный корпус крымских татар.  «А потому вы господин Ильханы, - говорилось в султанском фирмане от 1156 г/х (1743 г.р.х.) на имя Ахмед-хана, - должны войти в сношения с нашим Эрзерумским Ахмед пашею и чилдирским валием Юсуф пашею, оказывать зависящее от вас содействие к устройству дела Сефи Мирзы».

В фирмане содержалось обещание, что за оказанные услуги в возвращении трона Сефи Мирзе и под власть Порты захваченных иранцами Шемахинской, Ширванской, Гянджинской, Тифлисской и Эриванской провинции «герои и храбрецы Дагестана получат в пользование весьма достаточные провинции».  В том же послании султан Махмуд специально обращался к сыну Сурхая Магомед-хану, предлагая поддержать «принца» Сефи-Мирзу, действуя «вместе как отец с сыном».

Однако обещанная помощь дагестанцам Портой не вышла за рамки словесных деклараций. В самый разгар ширванского восстания султан отказался от посылки татар, обещая вместо них значительные силы из Эрзерумского вилайета и то лишь тогда, когда «дагистанцы с немалою силою во внутреннюю Грузинскую провинцию прибудут, где совокупясь (с османами) … весьма легко могут шаха повредить».  На наш взгляд, вскрывая подлинные причины уклончивого поведения турецкого двора, резидент А.Вешняков правильно заметил, что «султан на дагистанцов мало полагается, а паче опасается, что такой поход (татар) России будет подозрителен как и прежний».  Воспользовавшись начавшимися разногласиями среди повстанцев, в декабре 1743 г. иранские войска нанесли им поражение. Сын Сурхая Магомед-хан и самозванец Сам-Мирза I бежали с поля боя.

Однако эта неудача не обескуражила турецкую правящую верхушку, пытавшуюся воспользоваться крайне бедственным положением Ирана. «Турецкое правительство понимало, - верно замечает Ханвей, - что власть Надира стала уже ненавистной народу, и что весьма возможно, любой претендент, выставленный им под признаком царского происхождения из семьи Сефи, мог бы создать благоприятное для турок положение».

Действительно, летом 1744 г. Порта попыталась овладеть Кавказом, выдвинув на сцену самозванца Сам-Мирза II. На этот раз для оказания поддержки новому претенденту на иранский престол султан обратился к мехтулинскому владетелю Ахмед-хану, сыгравшему активную роль в разгроме Надир-шаха в Аварии, присвоив ему,  по словам Березина, «титул шамхала».  Жалуя это звание специальным фирманом, султан извещал Ахмед-хана о готовности присвоить ему чин Силахшора (генерального инспектора турецкой армии), но с тем условием, чтобы он принял участие в восстановлении на престоле «законного» отпрыска Сефевидской династии. Тем же фирманом для подкупа других представителей феодальной знати была выделена значительная сумма денег: сто «мешков» сыну Сурхая, двадцать – Джаре и Тале, шесть – Мухаммед-беку, сыну Алибека (Элисуйского) и восемь «мешков» Малладжу».  Кроме того, уцмию Ахмед-хану выделялось 2000 куруш, аварскому нуцалу Магомед-хану и его родственникам – богатые подарки.

Естественно, что российское правительство особенно беспокоило стремление османских правителей расширить свои владения за счет прикаспийских территорий, принадлежащих Ирану и зайти таким образом в глубокий тыл России,  рассчитывая на поддержку дагестанских владетелей. Однако происки Порты и на сей раз не увенчались успехом. Не получая реальную помощь от Стамбула, дагестанские владетели не поддержали султанского приверженца, миссия которого окончилась провалом. Недовольные позицией горских владетелей, турецкие министры откровенно жаловались Вешнякову, что «оные Порте добра не желают и только деньги и подарки, безумно им представляемые, выманивают, и после ей же насмехаются».

Все это означало, что планы Порты в отношении Кавказа становились эфемерными. Это стало заметно после того, как отступившие из Дагестана войска Надир-шаха приняли участие в сражении с османами в Закавказье. Наступление Надира на Карс и осада им Мосула вынудили султана Махмуда отозвать Сам-Мирзу II. Но временная победа над турками также не означала упрочения власти Надира на Кавказе ввиду того, что активно шел процесс сближения горских народов с Россией. Касаясь внешнеполитических настроений различных слоев населения Дагестана и других областей Кавказа, Братищев отмечал, что «они ожидают пришествия российских сил … в уповании, якоб тем способом от тирановых надировых рук избаиться». 

Сознавая опасное влияние такого процесса на исход своих гегемонистских замыслов на Кавказе, Надир-шах предпринял последнюю попытку покарать Дагестан. В конце 1744 – начале 1745 гг. с 30-тысячным войском он достиг Дербента, разрушил Бойнак, Карабудахкент и Губден, но попытка организовать карательную экспедицию в горы потерпела полный провал. Ориентация горских масс на Россию продолжала нарастать. Пограничные российские власти часто доносили, что «усиление русских войск в Кизляре даст возможность склонить горские народы к России».

Учитывая сложившуюся ситуацию, для усиления кизлярского гарнизона в качестве коменданта крепости с 7 драгунскими полками в Кизляр вступил сподвижник Петра I генерал-лейтенант Д.Ф.Еропкин. С той же целью из Астрахани в Кизляр дополнительно перевели 6 драгунских полков,  2 пехотных полка, 1 драгунскую роту. Часть русских войск, находившихся в Кизляре, расквартировали по р. Сулак для наблюдения за передвижением иранской армии.  Как и следовало ожидать, такая политика России усиливала освободительную борьбу народов Кавказа и вынудила Надир-шаха окончательно отступить в феврале 1745 г. в глубь Ирана, надеясь взять реванш в новой войне с Турцией.

Эта война между Ираном и Турцией продолжалась с весны 1745 г. до осени следующего года, но не принесла успеха ни одной из сторон. Мирный договор от 4 сентября 1746 г. возвратил их к границам Касре-Ширинского договора 1639 г., но относительно Дагестана в 4-м пункте трактата оговаривалось, что «народ лезгинский и другия находящиеся в тех краях вольными имеют остаться… в их правлении дела не вступаться, а буде Блистательной Порты или против Персидского государства какое их неприятельское намерение откроется, то по сношению обеих сторон вольно по вине их наказать».

Подлинные намерения правящих кругов Турции становились очевидными по мере нарастания ее агрессивных замыслов и распада державы Надир-шаха после его убийства в июне 1747 г. Воспользовавшись начавшейся в Иране династической борьбой, Порта пыталась не только вернуть, но и усилить свое былое влияние на Кавказе. Она деятельно готовилась к вторжению на Кавказ, сосредотачивая войска в пограничных областях, засылая агентов в Кабарду и Дагестан, которые должны были убедить местных правителей «принять турецкое подданство и выступить против России».  С этой целью в июле 1747 г. со значительной казной и султанскими фирманами в Дербент был направлен Юсуф-паша. Но по пути в Дагестан казна была захвачена грузинским царем Ираклием, но все же султанскому курьеру удалось доставить часть денег и грамоты султана Махмуда некоторым дагестанским владетелям.

Согласно султанскому фирману, за Ахмед-ханом Дженгутаевским снова подтверждалось звание шамхала Дагестана с присвоением чина Силахшора и вручением ему 20 «мешков» денег. Уцмию Ахмед-хану Кайтагскому был пожалован титул трехбунчужского (трехзнаменного) паши, его сыну Магомед-хану – двухбунчужного паши.

Каждому из табасаранских владетелей – майсуму и кадию – титулы двухбунчужных пашей и по 2000 туманов. За Магогмед-беком Цахурским сохранялся титул султана Эллису со званием двухбунчужного паши и выделением некоторой суммы денег. 

Эти меры были подкреплены новыми дипломатическими и военными акциями. Отправив в Закавказье дополнительные войска, султан Махмуд выдвинул претендентом на иранский престол третьего самозванца – Сам-Мирза III. Для вящей убедительности, по словам Лерха, он чеканил собственную монету, которая «была серебряная, стоимостью в 25 копеек».  Под видом защиты прав наследника шаха Хосейна Сефи османам удалось возбудить часть жителей Азербайджана, после чего они развернули активную деятельность и в Дагестане.

Как свидетельствуют источники, прибыв в Ардебиль летом 1747 г. самозваный «наследник» Сефевидов «разослал … в провинцию Карабаг, в Генжу, в Тавриз, в Ширван, Нахичембию (Нахичевань), к казыкумыцкому владельцу Сурхаю, к Хайдакскому владельцу Усьмею, к кубинскому хану и к … дербентскому султану и в протчия места письма, в которых … прописано, чтобы всех владельцов владельцы и подлаго народа старшины, и кои утеснение и разорение от Надир-шаха претерпевали, те бы ныне немедленно к нему новому шаху приезжали … токмо к нему новому шаху никто не поехал».

Действительно и другие кавказские владетели не оказали поддержки взращенному в Стамбуле самозванцу Сам Мирзе III. Очередная попытка Порты  добиться гегемонии на Кавказе путем выдвижения нового самозванца не увенчалась успехом. Разгневанный султан приказал схватить и сослать в ссылку незадачливого претендента на иранский престол. Не сумев подкупить местных владетелей, султан Махмуд оттянул свои войска обратно.

Создавшейся ситуацией – распадом Иранского государства и глубоким системным кризисом Османской империи  решило воспользоваться российское правительство, чтобы укрепить свои позиции в Кавказском регионе. Как только была получена весть о смерти Надир-шаха, канцлер А.П.Бестужев-Рюмин предложил императрице обсудить на Государственном Тайном Совете создавшееся положение, мотивируя это тем, «чтобы Оттоманская Порта, пользуясь слабостью Персии, не овладела ею и не сделалась для России опасным соседом».  Состоявшийся в связи с этим Тайный Совет постановил: «1) удостовериться в смерти шаха Надира; 2) пригласить горских дагестанских владельцев ко вступлению в русское подданство, пославши к ним небольшие подарки из сукон и камок; 3) в Астрахани держать наготове достаточное число морских судов, на которых в случае нужды перевозить войско и провиант, отправить туда готовые суда из Казани и строить новые; … 5) отправить нынешней же осенью как можно скорее к гилянским берегам до 1000 четвертей пшеничной муки для продажи или мена на шелк; 6) воспользоваться смутою в Персии и смертью шаха для искоренения корабельного строения, заведенного Элтоном … Равномерно и о том стараться, чтобы заводчика этого корабельного строения Элтона оттуда достать или уговорить, или тайно схватить, или у персиян за деньги выпросить и немедленно в Астрахань отослать».

Получив достоверные сведения о смерти Надир-шаха и восшествии на престол его племянника Али Кули-хана, 6 октября 1747 г. Тайный Совет рекомендовал правительству установить с ним тесные отношения, настраивать против Турции, чтобы не допустить турок на побережье Каспия. Выполняя эти установки, оно предприняло действенные меры по укреплению Кизляра и казачьих городков, расширению экономических и политических связей с населением Дагестана и Северного Кавказа. Пограничным с Дагестаном и Кабардой военным властям предлагалось следить за действиями Стамбула и Бахчисарая, чтобы они «не преклонили бы» горских владетелей на свою сторону. Кизлярской администрации настойчиво предлагалось иметь добрые отношения с кавказскими владетелями, особенно дагестанскими, призывая их к принятию российского подданства, заботясь о том, чтобы они были «незлобительным содержанием их довольны».