Кавказ и Причерноморье в русско-турецких отношениях

Активное содействие в этом оказала им французская дипломатия. Находившийся на французской военной службе венгерский офицер барон Тотт, направленный в Крым со специальным  заданием из Версаля, инспектировал подготовку крымской конницы для предстоящей операции. Французский посол Луи де Вильнев энергично настраивал против России великого визира Али-пашу Хакима-оглу, активно обсуждая с ним вопрос о походе крымцев через Северный Кавказ. По признанию руководителя внешней политики Франции кардинала Флёри, французское правительство настраивало Порту против России, используя ее в своих интересах как шахматную фигуру

Получив широкую поддержку, Каплан-Гирей развернул активную деятельность, чтобы выполнить султанский указ: «выступить против персов и привлечь к себе племена Северного Кавказа от устья Кубани до русской границы и идти к Дербенту».  Вместе с тем, предвидя нелегкую борьбу с Россией, султан Махмуд обратился через своего представителя Хаджи Мухаммеда-эфенди со специальным воззванием к местным владетелям, чтобы они оказали содействие в прохождении крымцев через их владение «от устья Кубани до русских границ в Дербенте».

Эти обращения к местным правителям были доставлены курьерами крымского хана Каплан-Гирея и калги Фетхи-Гирея, но не встретили той поддержки, на которую рассчитывали в Стамбуле и в Крыму. Воззвания чеченскому князю Патуду, эндиреевскому князю Айдемиру, уцмию Ахмед-хану и сыну Адиль-Гирея Хасбулату были вручены ими генералу Левашову, который отправил их оригиналы в Петербург, а копии и переводы с них – резиденту Неплюеву в Стамбул. Получив эти обличительные документы, российское правительство предписало резиденту заявить решительный протест Порте, но особого воздействия на нее это не оказало.

Русско-турецкие отношения резко обострились и скатились на грань военного конфликта. Пока шли дипломатические распри между Петербургом и Стамбулом, на Кавказе начались военные действия. В середине мая 1733 г. в Стамбуле признали, что 25-тысячный крымский корпус под командованием калги Фетхи-Гирея в сопровождении личного представителя султана Махмуда капыджи-баши Мустафы-аги форсировал Кубань и двинулся на Терек.

Получив об этом достоверные сведения, принц Людвиг (Евгений) Гессен-Гамбургский, заменивший в мае 1733 г. на посту главнокомандующего, отправленного в Решт для переговоров с Надиром генерала Левашова, письменно предупредил Фетхи-Гирея, что дальнейшее продвижение его войска будет отвращено военной силой. Но калга не посчитался с этим и в конце мая достиг Татартупа, где ему присягнули кабардинские князья «кашкатавской партии, придерживающиеся тогда крымской ориентации. Получив их под поддержку, Фетхи-Гирей напал на сторонников России князей «баксанской партии», произведя в их жилищах великое опустошение».

После этой устрашающей акции, достигнув территории Чечни, в начале июня представители крымцев обратились к российскому командованию с требованием пропустить их войска, но, не получив на это согласия, решили пробиться силой. 11 июня 1733 г. 25 000 крымцев напали на русский отряд на р. Белой, но были отброшены на 10 верст назад, потеряв 1000 человек и 10 знамен. Крымцы остановились в Чечне, призывая жителей Дагестана и Чечни «к бунту, чтобы они с Фетхи-Гиреем султаном против россиян и российских войск неприятельски действовали».  Хотя от имени турецкого султана и крымского хана наиболее влиятельным светским и духовным феодалам раздавались пышные титулы, денежные награды и щедрые подарки, привлечь горцев на сторону Турции и Крыма не удалось.

Получив сведения об этих событиях, великий визир возобновил требования о пропуске татар, угрожая иначе войной. Обострением русско-турецких отношений воспользовалась французская дипломатия, настраивая Турцию против России. «Порта по внушениям французским, - доносил Неплюев, - пренебрегает Россиею и потому поступает горячо, доводит каждое дело до крайности, угрожая войной».

Положение осложнилось тем, что в этот ответственный момент ставленник «немецкой партии» принц Людвиг  проявил полную бездарность, проводя время на балах и увеселениях, объявляя ложные тревоги, запершись в крепости Святой Крест. Против двигающихся из Чечни крымцев была выслана с запозданием небольшая команда под начальством полковника Лошака, не сумевшая дать им надлежащий отпор. Воспользовавшись этим, с помощью чеченского князя Айдемира и кайтагского уцмия Ахмед-хана крымцы прошли через их владения и приблизились к Дербенту.

На подступах к Дербенту русские войска атаковали противника, нанесли ему существенный удар, но часть крымцев миновала заслон и с помощью Сурхай-хана в количестве до 3000 человек добралась до места расположения турецких войск на берегу Куры.

Российское правительство приняло ряд мер для восстановления спокойствия на Кавказе в связи с нашествием Фетхи-Гирея. Против изменившего уцмия был послан специальный отряд, который занял резиденцию уцмия Башлы и сжег ее. Проявивший бездарность принц Людвиг Гессен-Гамбургский был отозван в Петербург. Главное командование российскими войсками вновь принял сподвижник Петра I В.Я.Левашов. Прибыв на Сулак в начале ноября 1733 г., он принял суровые санкции против протурецки настроенных феодалов, восстановил относительное спокойствие в крае. Неслучайно, наблюдавший за его действиями И.Я.Лерх записал в своем дневнике: «С тех пор настала таки в Сулаке тишина и все пришло в  порядок». 

В этом же плане следует рассматривать «исчезновение» 25-тысчного корпуса Фетхи-Гирея, разгромленного русскими войсками в Чечне и Дагестане вопреки бездействию влиятельных немецких чинов в придворных кругах Петербурга. Ввиду указанных причин Фетхи-Гирей не смог выполнить возложенной на него Портой задачи – пробиться через Дагестан на помощь турецким войскам в Закавказье и Иране.  Не помогли этому ни старания французского и немецкого послов в Стамбуле Вильнева и Кинуля, нажимавшие на Порту в русле антироссийской политики «восточного барьера», ни активное настраивание Надира против России  специально направленным для этой цели из Крыма французским консулом Главани.

Положение на Кавказе и русско-турецкие отношения определялись не только событиями в самом регионе, но и далеко за его пределами – Иране, Ираке и Закавказье. Так было, например, осенью 1733 г., когда Надир нанес сокрушительное поражение 40-тысчной армии Топал Осман-паши под Багдадом в долине Лейлан, где погиб сам главнокомандующий.  Окруженный войсками Надира губернатор Багдада Эюб Ахмед-паша без ведома султана Махмуда I подписал мир с Надиром на условиях возвращения к границам Касре-Ширинского ирано-турецкого договора 1639 г., выполнение которого обязывало Порту возвратить захваченные османами с тех пор иранские владения на Кавказе.

В Стамбуле этот договор не признали, но вынуждены были умерить свой натиск на Кабарду и Дагестан. 26 ноября 1733 г. крымскому хану отправили указ, «чтобы он никаких предвосприятий к российской стороне … не чинил, но паче в покое жил».   Несмотря на это, обеспокоенное стремлением Англии и Франции добиться заключения антироссийского ирано-турецкого договора, русское правительство ускорило переговоры с Надиром, поручив В.Я.Левашову и П.П.Шафирову установить с ним близкие отношения для совместных действий против Турции.

Для ускорения переговоров и заключения договора с Надиром в Иран был направлен в качестве полномочного министра князь В.Д.Голицын, чтобы склонить его к союзу с Россией, настойчиво внушая ему мысль, что «ныне действием против турок наилучшее и способное время, которого ему упустить и неприятелю своему против себя меч обострить давать весьма не подлежит».  В то же время русское правительство, опасаясь возникновения ирано-турецкого договора против России, делало Надиру далеко идущие, но тщательно непродуманные и реально непросчитанные уступки: вернуть прикаспийские провинции и оказать военную помощь против Турции. В этом Голицын убедился на аудиенции 20 мая, когда на вышепредложенные условия Надир заявил ему, что отказывается от помощи России и намерен заключить договор с Турцией, если российское правительство немедленно не возвратит Ирану прикаспийские области и Дербент сверх Рештского договора.

Неуступчивость Надира относительно турецких предложений обусловливалось тем, что после крупного поражения турецкой армии под Ереваном в мае 1734 г. султан Махмуд ратифицировал ирано-турецкий договор 1733 г., подписанный Ахмед-пашой под Багдадом и велел своим командующим и наместникам вернуть Ирану подвластные им бывшие иранские владения, в том числе и на Кавказе.

Разумеется, что это решение турецкого султана подвигло Надира на более решительные требования к России о возвращении оккупированных ее войсками территорий по Петербургскому и Константинопольскому договорам 1723 и 1734 гг. Возможно, просчитав такой вариант развития событий, еще до ратификации султаном Багдадского договора 1733 г., Надир разослал уполномоченных в Ереван, Тбилиси и Гянджу для принятия их от турок, назначив в эти места своих беглер-беков. С этой целью для принятия Ширвана от Сурхая он назначил астраханского правителя Мусса-хана и отправил к Сурхаю специального курьера с требованием сдать Шемаху, ссылаясь на то, что султан Махмуд разослал своим командующим «хатт-и шерифы» с предложением «немедленно очистить провинции, находящиеся под их управлением».  Но Сурхай не подчинился этому требованию, оставил без боя Шемаху, которую захватчики сравняли с землей, и после упорных боев в течение сентября 1734 г. отступил в Аварию.  Разгневанный непокорностью горцев и начавшимися массовыми антииранскими восстаниями в тылу, восстановив титул дагестанского шамхала и передав эту власть сыну сосланного российскими властями в Архангельскую губернию шамхала Адиль-Гирея – Хасбулату, Надир двинулся в обратный путь, понес значительные потери и 15 октября подошел к Гяндже, где находился осажденный турецкий гарнизон.

К этому времени русско-иранские переговоры о возвращении Ирану Прикаспийских областей и Дагестана шли концу. Как отмечает иранский историк Рамазани, политика Надира по отношению к России осуществлялась сравнительно легко, что было результатом использования русско-турецких противоречий. Натянутость отношений между Турцией и Россией связана с иранской проблемой. «Во все периоды ирано-турецкой войны, - подчеркивает автор, - Порта подозревала Россию в секретной помощи Надир-шаху. Почва для подозрений была: Россия, по крайней мере, помогла Надир-шаху в укреплении его военной силы».

В создавшихся условиях, оказавшись перед перспективой враждебной деятельности отдельных европейских держав на западе и угрозой антироссийского ирано-турецкого сближения на востоке, российское правительство решило вывести свои войска из этих областей, чтобы избежать войны на два фронта и превратить Иран из потенциального противника в своего союзника. По этим соображениям 10 марта 1735 г. Левашов и Голицын по указанию из Петербурга подписали с Надиром Гянджинский договор о возвращении Ирану прикаспийских областей и части Дагестана с отводом русских войск за р. Сулак, но чтобы эти области не были захвачены Турцией.

Гянджинский договор 1735 г. стал знаковым событием в изменении ситуации на Кавказе и развитии русско-турецких отношений от Причерноморья до Каспия и Северного Кавказа до Передней Азии, в чем немалую роль сыграли кавказские, крымские и иранские дела, отразившиеся на деятельности противоборствовавших сторон. Сильное раздражение турецкого правительства вызвало то, что по указанному договору Россия возвращала Ирану Дагестан и Прикаспийские области, на которые постоянно претендовала Турция под предлогом «защиты» единоверных мусульман-суннитов от засилья «еретиков-шиитов» (иранцев)

В создавшейся ситуации выполнение условий Гянджинского договора резко ухудшило положение в Дагестане и Прикаспийских областях. По мере перемещения русских войск на Сулак и на Терек борьба между Ираном и Турцией за обладание этими территориями достигла кульминации. Не желая подпасть под иранское владычество, жители этих местностей, особенно христиане, уходили вместе с русскими войсками или перебирались в горы, в труднодоступные места. Очевидцы объясняли это тем, что они ненавидели персов из-за их «безмерного грабительства и тиранства».

Выдача беженцев, чего настойчиво добивался Надир, нанесла ущерб престижу России, выступавшей в роли покровительницы народов Кавказа. Ввиду указанных причин «выполнение условий Гянджинского договора не прошло без осложнений. Если возвращение Ирану Гиляна, его исконной провинции, было закономерно, то передача ему закавказских территорий, им некогда насильственно захваченных, представляло акт жестокой несправедливости в отношении народов, населявших эти территории».

Положение осложнялось тем, что оставление российскими войсками прикаспийских областей и части Дагестана и угроза оккупации их Ираном усилили протурецкие настроения среди части местных владетелей. Во второй половине апреля в Стамбуле усиленно распространялись слухи о прибытии муфтия Дагестана Курбана-эфенди с письмом от всех народов и владетелей с просьбой прислать им войска на помощь, так как Россия вознамерилась отдать их «Тахмас Кули-хану (Надиру) в наижесточайшее мучение».  Русских дипломатов убеждали в том, что Сурхай-хан, уцмий Ахмед-хан и шамхал Хасбулат обратились за помощью к крымскому хану, который сам прислал письмо султану Махмуду, предлагая объединиться с дагестанцами и выступить против Ирана.

Однако эти слухи оказались преувеличенными. Шамхал Хасбулат, утвержденный в этом звании Надиром год назад, и Сурхай-хан, брошенный тогда же Портой на произвол судьбы, и не думали примыкать к османо-крымскому лагерю. Единственным сторонником ориентации на Турцию выступил отправивший письмо с муфтием Курбаном-эфенди уцмий Ахмед-хан, на которого решили рассчитывать в Стамбуле и Крыму. Обыграв сначала дагестанский вариант, в Стамбуле решили выступить под флагом защиты «единоверных мусульман» (суннитов Кавказа) от уничтожения «еретиками-шиитами» (иранцами). Объявив себя 25апреля 1735 г. покровительницей мусульманских народов Кавказа, Порта стала внушать доверчивым горцам несбыточные надежды на возможность избавиться от иранского порабощения с помощью турецкого султана и крымского хана. Тем самым она пыталась, как и два года назад, привлечь их на свою сторону, чтобы отправить значительные силы из Крыма через Северный Кавказ на помощь османам, сражавшимся в Закавказье и Иране с войсками Надир-хана.

Крымский хан Каплан-Гирей, активно участвовавший в этих планах, надеясь на поддержку кабардинских князей кашкатавской группы, предупредил их в конце апреля, что следуя маршрутом Фетхи-Гирея в 1733 г. (Кубань-Кабарда-Чечня, Дагестан ), вскоре будет «маршировать в Персию».  Поощряя воинственные устремления Крыма, 12 мая 1735 г.  с личным указом, крупной суммой денег и многочисленными подарками султан отправил в Бахчисарай капыджи-баши кади Халил-агу для вручения их хану на раздачу его войску. С тем же курьером уцмию Ахмед-хану отправили алмазную печать, множество подарков и жалованные грамоты для привлечения на свою сторону дагестанских владетелей.

Таким образом, в центре русско-турецких отношений по кавказско-крымским делам оказался Дагестан, занимавший исключительное положение на побережье Каспия с главным дербентским проходом и идеологией суннитского толка ислама для пропаганды среди местного населения. Неслучайно в султанском указе на имя крымского хана предлагалось: немедленно выступить в